Редакция People&Times Magazine познакомилась с замечательным мастером, чьи работы не только вызывают восхищение, но и вдохновляют многих на собственные творения. Художник-оформитель Владимир Бабарика известен как безмерно талантливый декоратор и создатель потрясающих интерьеров. Железки, проводки, обломки, остатки чего-либо превращаются в руках мастера в произведения искусства, а винтажные предметы приобретают новый смысл. Кроме того, он чрезвычайно интересный, своенравный, но одновременно простой и открытый человек. В интервью он поделился с нами взглядами на искусство и жизнь.
— Проведите небольшую экскурсию по своим картинам: «Джига на лысой горе», «Суки и собаки», «Царевна-Несмеяна», «Птичка сдохла», — все они с глубоким подтекстом и ноткой мрачности, расскажите о них подробней.
— У меня противоречивое отношение к видимому миру, который меня окружает. Я его понимаю как большое трехмерное зеркало моей внутренней жизни, только снаружи. Внешний стиль рисунков меняется в зависимости от периодов жизни художника. Картины зеркально передают мои мысли и состояние, поэтому каждый раз ответ на такой вопрос может быть разным. Многие говорят, что я мрачноватый, но я так не думаю. Помимо красоты я вижу многое, и мне мои картины кажутся веселыми. «Птичка сдохла» — это обычная жизнь. Сначала я нарисовал горшочек, потом клеточку, и сажать туда птичку было уже поздно. Я поместил ее вне клетки, а так как она, совершенно случайно, получилась в лежачем положении — решил, что она сдохла.
— Очень интересный подход, обычно в основе картины идея, а у вас все по-другому: сначала горшочек, а потом птичка.
— Меня привлекает глубина, а не поверхность. Поэтому я пишу картины, импровизируя: быстро и импульсивно. А уже после размышляю над тем, что за этим скрывается. Мне интересно искать смысл, причины и корни происходящего.
— Откуда берете вдохновение?
— Я отношусь к искусству не как к эстетичной субстанции для избранных, призванной наслаждать зрение, слух или мозг, а как к средству самопознания. Мировоззрение человека формируется, начиная с детского возраста. Потом происходит переосмысление и насыщение. Я думаю, лучший «вдохновительный инструмент», которому художник может сам себя научить — это свободная ассоциация. Мы ежедневно видим вокруг себя множество необычных вещей: старую стену, листья деревьев, — все это можно использовать в стартовой точке, а после этого дать волю воображению. Образы приходят из «ниоткуда», и каждый элемент строится вслед за следующим. Чтобы творить и создавать шедевры, нужно думать обо всем, включая думание ни о чем, и тем самым предоставлять возможность бессознательным идеям вырваться наружу.
— Когда вы ощутили себя художником и по-настоящему увлеклись этим?
— Искусство как болезнь — некоторые заражаются, но рано или поздно излечиваются, и лишь немногие «болеют» этим на протяжении всей своей жизни. Я отношусь ко второму типу людей. Творческий путь художника сопровождается бесконечными вопросами и ответами, и я довольно рано оказался вовлеченным в эту сферу: нарисовал картинку из мультфильма «Ну, погоди» и мама отдала меня учиться в художественную школу. Мне это дело понравилось, и я решил учиться дальше. Поступил в краснодарское художественное училище на факультет дизайна, после чего стал художником-оформителем. В течение девяти лет я занимался индивидуальными проектами, оформляя дома. Одновременно с этим преподавал в детской художественной школе и активно занимался живописью. Однажды, ко мне пришел товарищ и предложил оформить бар с тематическим названием «Колизей». Именно там мне впервые удалось полностью раскрыться и выплеснуть все свои идеи наружу. Было интересно. Я тогда работал вместе с напарником, и мы решили развивать идею нового заведения, не прибегая к грандиозным ремонтным работам. Мы использовали старые стены и кирпич, дополняя их мелкими предметами и аксессуарами античности. Обо мне узнали как о новаторе в области декора, после чего стали поступать многочисленные заказы на оформлению молодежных баров: «Радио Африка», «Подводная Лодка» и «Электрический пес» — на тот момент мое самое любимое детище. К сожалению, все эти бары уже закрыты.
— Почему они закрылись?
— У нас нет культуры хождения в бары. На Западе люди в них, можно сказать, живут. Они редко готовят дома, приходят в бар — там свой круг знакомых и все друг друга знают. В Армавире этой традиции нет, как, наверное, и во всей России.
— Что было дальше?
— Потом мы занялись оформлением кафе «Маленькая Прага». В процессе я разработал свою индивидуальную технику покраски и шпаклевки, теперь это называется декоративной штукатуркой. Далее все мои основные работы были связаны с рестораном «Тундыр». Мы трудились над этим проектом в течение трех лет, постепенно переигрывая и дополняя его интересными идеями и деталями. Я считаю, что получилось хорошо.
— Как возникает образ будущего интерьера? Появляется какая-то картинка, как кадр из фильма, или вы представляете себе заказчика в этом интерьере?
— В разработке дизайна интерьера многое зависит от целесообразности, функциональности и практичности. В декорировании дела обстоят иным образом: все обоснования эфемерны, важны тактильные ощущения и ассоциации. Процесс рождения интерьера постепенный и долгий. Я пытаюсь узнать заказчика изнутри, чтобы почувствовать его душу, иначе ничего не получится. Предпочитаю работать без эскизов и компьютерных программ, главные мои инструменты в работе — это обостренная интуиция и вдохновение. В приоритете остается преданность качеству и деталям, которые в комбинации с творческим подходом позволяют создавать первоклассные интерьеры. С помощью мебели, цвета, света, текстиля, отделочных материалов и аксессуаров достигается завершенность идеи. Для меня важно, чтобы интерьер не казался созданным с нуля, а собирался годами и был наполнен предметами, видавшими жизнь. Очень люблю старые вещи со своей историей. Из того, что отжило свое, можно сделать вполне приличную вещь, тем более каждый предмет в разном окружении выглядит по-новому. В результате получается некий брутальный изыск, который после набившего оскомину гламура воспринимается как настоящая роскошь.
— И все-таки что вам ближе: писать картины или заниматься декорированием?
— Я не хочу зацикливаться на чем-то одном и постоянно пробую себя в чем-то новом. Долгое время я занимался исключительно живописью, потом взял в руки сварочный аппарат и соорудил какую-то фигуру, потом еще одну — получилась завершенная композиция. После этого я увлекся резьбой по дереву и тем самым реализовал свое картинное творчество в интерьере. Я до сих пор работаю в этом направлении — это и есть моя «личная живопись» на данный момент.
— Кого из художников можете выделить?
— Мне близки по духу работы Малевича, Шагала и Пикассо, но особенно выделяю Дали. Он гениален, и я в восторге от его творчества.
— Что можете сказать о современном искусстве?
— Его нет. Великие мастера, породившие шедевры, канули в лету. По-моему, человечество просто выработалось. Давайте затронем музыку: вы найдете сейчас группу, которая работает как Deep Purple? Нет! Потому что музыка тоже умерла. Но она возрождается гораздо быстрее, нежели живопись. Осознав это, я стал реже заниматься живописью, потому что на данный момент не могу сделать что-то лучше, чем то, что уже имеется. Мне придется повторяться, а я этого не хочу. Нынешнее искусство целиком направлено на прибыль: найдя хорошего галерейщика или спонсора — идешь на его условия. Это как цепная реакция. И творческое начало будет убито. У настоящих творцов высшая цель — это не слава и деньги, так как признание и богатство, стоят гораздо ниже в иерархии их моральных ценностей. Настоящее искусство, может быть, и есть, но оно в подполье и снова стало андеграундом. Это печально. Меня многое не устраивает в современной культуре, как ни смешно, люди в Советском Союзе разбирались в картинах и искусстве в целом гораздо лучше, чем сейчас. Мне нравятся многие художники из современников, но все они очень похожи друг на друга. То, что сделал в свое время Малевич, — это переворот, не в пример его сегодняшним последователям. Я считаю, что арт-бизнес и абстрактное искусство в таком громадном количестве, как сейчас, вредны для человечества, потому что истинные ценности изымаются, а взамен впихивается неизвестно что.
— Чем занимаетесь в свободное время? Что читаете?
— Люблю этническую музыку, особенно джаз-рок и авангардный джаз. Из писателей нравятся произведения Ремарка и Булгакова. Сейчас ничего не читаю — все, что нужно, уже прочел. Раньше увлекался фотографией: снимал старые здания, железные дороги и птиц. Люблю дождь, осень, запах опавших листьев, кофе, тишину и побыть в одиночестве.
— Есть ли у вас свой фирменный знак, который вы всегда оставляете на работах?
— Я редко подписываюсь и обычно только на картинах. После перелома ноги я оставил фирменный знак в большом зале «Тундыра» — переделал одну колонну стола, и теперь он стоит на деревянной ноге, как на костыле. PT
